Подвиги бригадира Жерара. Приключения бригадира Же - Страница 11

– Я слышал, господин Лассаль, – начал он с ледяным высокомерием, – вы большой знаток легкой кавалерии. Если мне понадобится узнать что-то касательно этого рода войск, я с радостью приду к вам за советом. Однако сейчас речь идет о вопросе дипломатическом. Позвольте же мне составить о нем собственное мнение. Пока забота о благе Франции и безопасности его величества вверена мне, я буду делать все, что в моих силах, пусть даже это противоречит минутным желаниям императора. До встречи, полковник Лассаль!

Талейран бросил на меня недобрый взгляд, развернулся и вышел быстрыми, бесшумными шажками.

Судя по лицу полковника, тот был совсем не рад, что разозлил всемогущего министра. Лассаль выругался, подхватил саблю и кивер и, звеня шпорами, сбежал вниз по лестнице. Я выглянул из окна и увидел, как они шагают по улице вместе – великан в голубой форме и хромой человечек в черном. Талейран шел, держа спину так прямо, будто шест проглотил, полковник объяснял что-то, размахивая руками, – наверное, оправдывался.

Император приказал не думать, и я прилагал к тому все усилия. Морат оставил на столике карты. Я попробовал сыграть сам с собой в экарте, но забыл, какая масть была в козырях, и с досадой швырнул их под стол. Потом вытащил из ножен саблю и делал колющие удары, пока не устал. Все зря. В голову упрямо лезли мысли. В десять в лесу я должен встретить императора. Да разве мог я представить такое, встав с постели сегодня утром? И ответственность, ужасная ответственность! Все зависело от меня, больше надеяться было не на кого. Я похолодел. На поле боя мне столько раз доводилось смотреть в лицо смерти, но лишь в тот день я узнал, что такое настоящий страх. Однако затем я рассудил: мне, человеку смелому и благородному, остается только в точности исполнить распоряжения. Если все пройдет хорошо, это дело наверняка положит начало моей карьере. Так, в страхах и надеждах, я провел долгий-предолгий вечер, и вот настало время отправиться в лес.

Не зная, надолго ли ухожу, я надел шинель, а уж на нее – портупею. Чтобы ногам было легче, я сменил гусарские ботики на башмаки с гетрами. Наконец я выскользнул из дома и зашагал по улице. В голове сразу прояснилось – когда нужно не размышлять, а действовать, я всегда на высоте.

Я миновал казармы гвардейских егерей, прошел мимо кофеен, битком набитых военными. Среди темных спин пехотинцев и светло-зеленой формы гидов мелькали голубые с золотом мундиры моих товарищей. Те попивали вино и дымили сигарами, не подозревая, какая миссия на меня возложена. Один из них, командир моего эскадрона, увидал меня в свете фонаря, выбежал и окликнул. Однако я притворился, что не слышу, и он, обругав мою глухоту, вернулся к своей бутылке.

В Фонтенбло до леса рукой подать. Тут и там деревья прокрадываются прямо на улицы, как тиральеры, идущие впереди колонны. Я свернул на тропу, что вела к опушке, а затем быстро зашагал к старой ели. У меня, как я уже намекал, были свои причины хорошо узнать это место, и я благодарил судьбу, что сегодня не встречаюсь там с Леони. Бедняжка умерла бы от страха, увидев императора, а он мог отнестись к ней слишком сурово или, того хуже, слишком благосклонно.

Светил месяц. Я пришел в условленное место и увидел, что явился на встречу не первым. Император ходил взад-вперед, заложив руки за спину и глядя себе под ноги. На нем была шинель с пелериной, которую он накинул на голову. В похожей одежде я видел Наполеона зимой, во время Польской кампании. Говорили, он носит ее, потому что под капюшоном удобно прятать лицо. В Париже или на биваке он любил прогуляться ночью и послушать, о чем беседуют в кабачках или у костров. Однако фигура и походка Наполеона были всем хорошо знакомы, а потому его всегда узнавали и начинали говорить то, что ему приятно слышать.

Я уже испугался, что император отчитает меня за опоздание, когда большие часы на церкви Фонтенбло пробили десять раз и стало ясно, что это не я задержался, а он пришел слишком рано. Я вспомнил, что мне приказали молчать, а потому встал шагах в четырех от императора, щелкнул шпорами, опустил саблю и отдал честь. Он взглянул на меня, развернулся и, не говоря ни слова, неторопливо зашагал вперед. Я пошел следом. Император настороженно посматривал кругом, словно опасался, что за нами следят. Я тоже огляделся, но, хотя глаза у меня острейшие, увидел только рваные заплатки лунного света между огромными черными тенями деревьев. Мой слух ничуть не уступает зрению, и раз или два мне почудился хруст сломанной ветки, однако в ночном лесу много разных звуков, и трудно определить, откуда они доносятся.

Хотя идти пришлось километра два, я понял, куда мы направляемся, гораздо раньше, чем мы добрались до цели. Посреди одной поляны стоит высокий расколотый пень, бывший когда-то громадным деревом. Его называют Буком Настоятеля, и об этом месте ходит столько ужасных слухов, что не многие храбрецы согласились бы постоять там на часах. Однако нам с императором не было дела до этих глупостей. Мы пересекли поляну и подошли к древнему стволу. Рядом с ним ждали двое.

Сначала они стояли за пнем, будто прячась, затем, когда мы приблизились, вышли навстречу. Император оглянулся и немного замедлил шаг. Будьте уверены, я подвинул саблю, чтобы выхватить ее в любой момент, и не сводил глаз с тех, кто к нам направляется.

Один был очень высокий и тощий, другой – слишком низенький, он ступал быстро и решительно. Оба кутались в черные плащи, перекинув их через плечо, так что с одной стороны они свисали, как у драгун Мюрата. На головах незнакомцев чернели шляпы с низкими тульями, позже я встречал такие в Испании. Лица неизвестных скрывала темнота, но я все же заметил, как посверкивают их глаза. Луна светила им в спину, и впереди по земле ползли длинные тени – именно такие фигуры и ожидаешь увидеть ночью возле Бука Настоятеля. Помню, они двигались бесшумно, и лунный свет образовал два белых ромба между их ногами и ногами теней.