Подвиги бригадира Жерара. Приключения бригадира Же - Страница 13

– Значит, братьев из Аяччо нет! – воскликнул Наполеон и добавил вполголоса, будто говорил сам с собой: – Тень больше не вернется.

Он положил руку мне на плечо.

– Вы сослужили хорошую службу, мой юный друг, и оправдали оказанное вам доверие.

Так, значит, он был из плоти и крови, мой император! Я чувствовал прикосновение маленькой пухлой руки, но все никак не мог забыть то, что видел своими глазами. Я таращился на императора в такой растерянности, что он снова улыбнулся.

– Нет-нет, месье Жерар, я не призрак, и меня никто не убивал. Взгляните сюда и сами все поймете. – С этими словами он развернулся и зашагал к огромному стволу.

Над распростертыми телами стояли двое. Приблизившись, я по тюрбанам узнал Рустама и Мустафу, телохранителей-мамлюков. Наполеон подошел к трупу в серой шинели, откинул капюшон, и я увидел человека, совсем непохожего на императора.

– Здесь лежит верный слуга, отдавший жизнь за своего повелителя. А согласитесь, месье де Гюден напоминал меня сложением и манерой держаться.

Какое счастье захлестнуло меня, когда все объяснилось! Я готов был заключить императора в объятия! Тот улыбнулся, но отступил, угадав, что я хочу сделать.

– Вы не ранены?

– Нет, государь. Правда, я с горя собирался…

– Ладно, ладно вам! – перебил он. – Вы отлично справились. Гюден сам виноват, ему следовало быть осторожней. Ведь я все видел.

– Но как, государь?

– Значит, вы не слышали, как я шел за вами по лесу? С тех самых пор, как вы покинули квартиру, и до того момента, когда погиб несчастный де Гюден, я ни на миг не упускал вас из виду. Поддельный император шел впереди вас, а настоящий – сзади. Теперь нам пора, проводите меня во дворец.

Он шепнул что-то мамлюкам, те молча отдали честь и остались на поляне. Я следовал за императором, и доломан мой распирало от гордости. Я и раньше держался настоящим гусаром, но, клянусь честью, в ту ночь сам Лассаль не мог бы шагать и взмахивать ментиком с такой удалью. Кому еще было щелкать шпорами и греметь ножнами по мостовой, как не мне, Этьену Жерару, наперснику императора и лучшему фехтовальщику во всей легкой кавалерии, юноше, который сразил негодяев, задумавших убить Наполеона? Однако император заметил мое ликование и тут же напустился на меня.

– Значит, вот как вы себя ведете, когда на вас возложена тайная миссия? – прошипел он, глядя на меня своим особенным ледяным взглядом. – Так ваши товарищи ничего не заподозрят? Прекратите, месье, или окажетесь в саперах, а там и служба не сахар, и султаны поскромнее.

Вот каков был наш император. Стоило ему заметить, что кто-то претендует на дружбу с ним, он быстро ставил этого человека на место. Я отдал честь и не сказал ни слова, но, признаюсь, после того, что мы вместе пережили, такое обращение меня ранило. Император провел меня во дворец через боковой вход, и мы направились в кабинет. У лестницы на часах стояли два гренадера. Слово даю, у них глаза чуть не вылезли из-под меховых шапок при виде молодого гусарского лейтенанта, который в полночь поднимается в императорские покои! Как и днем, я остался у дверей, а Наполеон сел в кресло и молчал так долго, что я уже начал опасаться, не забыл ли он про меня. Наконец я отважился напомнить о себе и тихонько кашлянул.

– А, месье Жерар, – промолвил император, – вам, конечно же, любопытно узнать, что все это значит?

– Я нисколько не обижусь, если ваше величество решит оставить меня в неведении.

– Бросьте, – нетерпеливо сказал он. – Это на словах вы такой, а едва шагнете за порог, сразу начнете расспрашивать каждого встречного. Через два дня об этом случае узнают ваши товарищи-офицеры, через три – весь Фонтенбло, а на четвертый – Париж. Если я удовлетворю ваше любопытство, у меня еще будет надежда, что вы сохраните тайну.

Император очень во мне ошибался, однако я не смел ему возразить и лишь склонил голову.

– Все очень просто, – быстро заговорил он, встав и меряя шагами кабинет. – Те двое – корсиканцы. В юности я знал их, мы принадлежали к одному обществу. Братья из Аяччо, вот как мы себя называли. Этот союз основали давно, еще при Паоли, в нем соблюдались особые правила, и никто не мог нарушить их безнаказанно.

Наполеон помрачнел, и мне показалось, будто все, что было в нем французского, исчезло. Передо мной стоял корсиканец – страстный и мстительный. Он погрузился в воспоминания о днях своей молодости и минут пять быстрыми шажками ходил взад-вперед по кабинету, точно маленький тигр. Затем наконец досадливо махнул рукой.

– Этот кодекс, – продолжил Наполеон, – хорош для простого человека. Раньше я свято его чтил, но обстоятельства меняются. Живи я по старым правилам, это не пошло бы на пользу ни мне, ни Франции. Братья решили призвать меня к ответу. Те двое были главами нашего ордена; они прибыли сюда с Корсики и написали, что ждут меня в условленном месте. Я понимал, что означает подобный вызов: с таких встреч еще никто не возвращался. С другой стороны, отказаться было нельзя, иначе они сделали бы что-то ужасное. Не забывайте, я сам – член братства и хорошо знаю их обычаи.

В глазах императора снова блеснула сталь, и он сжал губы.

– Вот перед каким выбором я оказался, месье Жерар. Как бы вы поступили на моем месте?

– Рассказал бы все ребятам из Десятого, – с жаром ответил я. – Мы прочесали бы лес и швырнули подлецов к вашим ногам.

Он с улыбкой покачал головой:

– У меня были веские причины не брать их живыми. Вы же понимаете, что язык убийцы не менее опасен, чем его кинжал. Не стану скрывать, я хотел избежать огласки любой ценой. Вот почему я приказал вам явиться без пистолетов. Мамлюки уничтожат все следы этого происшествия, и о нем никто не узнает. Я долго думал, как поступить, и уверен, что выбрал наилучший способ. Отправь я с де Гюденом большую охрану, братья к нему и не подошли бы, а вот один солдат не мог их испугать. Когда я получил послание, рядом оказался полковник Лассаль. Это и навело меня на мысль поискать надежного человека среди гусар. Я выбрал вас, месье. Мне нужен был тот, кто прекрасно владеет саблей и не станет задавать много вопросов. Храбрость и мастерство вы уже доказали, а теперь, надеюсь, оправдаете и мое доверие.