Подвиги бригадира Жерара. Приключения бригадира Же - Страница 25

Она немного смягчилась, хотя по-прежнему старалась казаться суровой.

– Мой супруг – сэр Чарльз Мередит. Он едет в Дартмурскую тюрьму по важному государственному делу. Об одном прошу, сэр, идите своей дорогой и не трогайте того, что принадлежит ему.

– Из всех его ценностей я жажду обладать лишь одной.

– И вы ее похитили!

– Нет, – ответил я. – Она по-прежнему в карете.

С присущей всем англичанам искренностью красавица рассмеялась.

– Вместо того чтобы делать мне комплименты, лучше верните пальто.

– Мадам, вы просите невозможного. Если вы позволите мне сесть рядом с вами, я объясню, сколь необходима мне эта вещь.

Один Господь знает, в какие безумства я мог бы пуститься, если бы в этот миг до нас не долетел чей-то далекий зов, на который откликнулся форейтор. Во тьме за пеленой дождя мелькнул огонек. Он был еще далеко, но приближался с каждой секундой.

– Простите, мадам, вынужден вас покинуть, – сказал я. – Прошу, заверьте своего супруга, что его пальто будет в целости и сохранности.

Я очень спешил, однако не отказал себе в удовольствии поцеловать ей ручку, и видели бы вы, с каким восхитительным притворством дама отдернула ее, показывая, будто оскорблена моей дерзостью. Огонек фонаря мерцал уже близко, форейтор, похоже, собрался помешать моему отступлению, а потому, сунув драгоценное пальто под мышку, я скрылся в ночи.

Теперь передо мной стояла задача убраться из этих мест подальше, ведь близился рассвет. Я снова повернул навстречу ветру и летел во всю прыть, пока не рухнул без сил. Несколько минут я переводил дух, лежа в зарослях вереска, затем поднялся и бежал, пока ноги снова не подкосились. Я тогда был молод и вынослив. Двенадцать лет сражений и бивацкой жизни закалили мое тело и сделали мускулы стальными. Потому меня хватило еще на три часа сумасшедшего бега, и я, как вы помните, все время держался лицом к ветру. Теперь меня отделяло от тюрьмы километров тридцать. Занимался рассвет. Я сел на вершине поросшего вереском холмика, которыми изобилует эта страна, и решил ждать ночи. К отдыху под дождем и ветром мне было не привыкать, а потому я завернулся в теплое пальто и вскоре задремал.

Спалось плохо. Меня терзали кошмары, в которых что-то вечно получалось не так. Под конец, помню, мне приснилось, что мы всего одним эскадроном, да еще на усталых лошадях, атакуем каре бесстрашных венгерских гренадеров, как оно и случилось однажды при Эльхингене. Привстав на стременах, я воскликнул: «За императора!» «За императора!» – взревели мои гусары. Тут я проснулся, вскочил со своего жесткого ложа, но слова все звенели у меня в ушах. Я протер глаза, подумав, что повредился рассудком, и вдруг услышал, как пять тысяч голосов дружно грянули все тот же клич. Я выглянул из кустов ежевики и в свете утреннего солнца увидел то, чего уж никак не ждал.

В двух сотнях шагов от меня темнела мрачная и зловещая Дартмурская тюрьма! Если бы на рассвете я пробежал еще немного, то врезался бы кивером в ее стену. Зрелище настолько меня потрясло, что я в толк не мог взять, как же так получилось. И тут я в отчаянии ударил себя по лбу. Ну конечно! Ночью ветер поменялся, и я, двигаясь ему навстречу, пробежал пятнадцать километров прочь от Дартмура, а пятнадцать – обратно. Я летел, спотыкался, падал, и все – ради того, чтобы вернуться туда, откуда ушел! Стоило подумать об этом, как меня разобрал смех. Я повалился в заросли и хохотал, хохотал, пока бока не заболели. Потом я снова укутался в пальто и стал думать, как быть дальше.

Друзья мои, за годы странствий я усвоил один урок – никогда не вешай носа прежде времени. Как знать, может, в следующую минуту все изменится? Очень скоро я понял, что это недоразумение принесло мне гораздо больше пользы, чем любая хитрость. Стража напала на мой след там, где я позаимствовал пальто сэра Чарльза Мередита; из своего укрытия я видел, как они скачут по дороге к этому месту. Ни одному из них и в голову не пришло бы, что я вернулся, а потому я спокойненько полеживал в ямке, окруженной кустами. Заключенные, конечно же, прослышали о моем побеге, и весь день ликующие возгласы, такие же, как тот, что разбудил меня утром, летели над болотами, согревая мне сердце дружеским сочувствием. Разве могли мои несчастные товарищи представить, что на холме, который виден из окон, лежит тот, чей побег они празднуют? С вершины я наблюдал, как бедняги прохаживаются по большому двору или собираются в кучки и размахивают руками, радостно обсуждая мой успех. Один раз до меня донеслось презрительное улюлюканье, и два конвоира провели через двор Бомона с забинтованной головой. Описать не могу, какое облегчение я испытал, убедившись, что он жив и всем остальным открылась правда. Слишком хорошо они знали меня, чтобы поверить, будто я оставил его на произвол судьбы.

Весь тот долгий день я прятался за кустами, слушая, как внизу ежечасно бьет колокол.

В карманах у меня было полно сухарей, которые я откладывал из пайка, в пальто обнаружилась серебряная фляжка, полная отличнейшего бренди с водой, так что ни голод, ни жажда меня не мучили. Кроме фляжки, в карманах я нашел платок из алого шелка, черепаховую табакерку и голубой конверт с красной печатью, адресованный коменданту Дартмурской тюрьмы.

Что до первых двух вещей, то я намеревался отправить их владельцу вместе с пальто. Конверт же меня смутил, ведь комендант всегда был со мной любезен, и мне никак не хотелось вмешиваться в его переписку. Сначала я собирался оставить послание под камнем у обочины на расстоянии ружейного выстрела от ворот. Однако это навело бы преследователей на мой след, так что, подумав как следует, я решил просто беречь конверт, пока не представится случай его отправить, и спрятал письмо во внутренний карман.