Бомон еле дышал, и я надеялся, что в себя он придет еще не скоро. Я заткнул ему рот и привязал негодяя к койке лоскутами одеяла, чтобы он не сумел освободиться до следующего обхода. Однако у меня появилась новая беда, ведь я рассчитывал, что Бомон поможет мне перебраться через стену. Я чуть не расплакался, и только мысли о матушке и нашем императоре не дали мне упасть духом. «Выше голову! – сказал я себе. – Кто-то, может, и раскис бы, только не Этьен Жерар. Этого молодого человека так просто не возьмешь».
Я принялся за дело – порвал наши с Бомоном простыни, сплел из них отличную веревку и надежно привязал ее к середине железного прута, который был длиной сантиметров тридцать. Затем я спустился во двор. Дождь лил как из ведра, ураган завывал еще громче. Я прильнул к стене тюрьмы, правда, вокруг стояла непроглядная темень, и часовой ни за что не заметил бы меня, если бы только мы не столкнулись. Подкравшись к внутренней стене дворика, я закинул на нее железный прут, и, к моей великой радости, он сразу застрял между шипами. Я поднялся по веревке, втянул ее и спрыгнул на другую сторону. Точно так же я влез на вторую стену – она оказалась пониже, – сел между шипами, и тут внизу, во мраке, что-то блеснуло. Это был штык, и торчал он так близко, что я мог достать его рукой и отвинтить. Солдат зябко жался к стене и напевал себе под нос, не подозревая, что прямо над головой затаился отчаянный узник, готовый пронзить ему сердце. Я уже хотел спрыгнуть, когда парень вдруг чертыхнулся, вскинул ружье на плечо, и я услышал, как зачавкала грязь под его сапогами. Соскользнув по веревке, я оставил ее болтаться на стене и со всех ног бросился прочь.
Боже милостивый, как я летел! Ветер бил мне в лицо и щекотал ноздри, дождь заливал глаза и шумел в ушах. Я проваливался в ямы, падал, продирался сквозь колючие заросли. Шипы разорвали мою одежду, из ран сочилась кровь. Во рту пересохло, ноги как свинцом налились, сердце бухало, точно литавра, а я все бежал, не смея остановиться.
Однако головы я не потерял, друзья мои. Все было продумано до мелочей. Беглецы всегда спешили на побережье, но я решил направиться в глубь страны, тем более после того, как раскрыл свой план Бомону. Меня стали бы искать на юге, а я повернул на север. Вы, наверное, спросите: как я определил направление в такую ночь? По ветру. В тюрьме я заметил, откуда пришел ураган, и следил, чтобы ветер все время дул мне навстречу.
Таким вот образом я и пробирался по болотам, как вдруг заметил невдалеке два желтых огонька. Я остановился, не зная, что предпринять. Видите ли, на мне по-прежнему была гусарская форма, она выдала бы меня, а значит, первым делом следовало раздобыть себе другое платье. Если свет горел в окнах дома, вполне вероятно, там я нашел бы все необходимое. Итак, я зашагал вперед, очень сожалея, что у меня нет с собой того железного прута, ведь я твердо решил биться за свободу до последней капли крови.
Очень скоро я обнаружил, что это вовсе не дом. Огоньки оказались фонарями экипажа, и в их свете я разглядел широкую дорогу. Притаившись за кустами, я увидел низенького форейтора, державшего под уздцы пару лошадей, рядом с ним лежало колесо. Я как сейчас вижу пар от животных, коренастого человечка и черную карету на трех колесах, блестящую от дождя. Оконце экипажа опустилось, и оттуда выглянула прелестнейшая головка в капоре.
– Как же быть? – воскликнула в отчаянии незнакомка. – Сэр Чарльз куда-то запропастился… Неужели мне придется ночевать на болотах!
– Может, я сумею что-то сделать для вас, мадам, – сказал я, вылезая из кустов на свет.
Помочь женщине для меня – святое, а женщина к тому же оказалась прехорошенькой. Не забывайте, друзья мои, хоть я к тому времени и стал полковником, мне было всего двадцать восемь лет.
Бог мой, как она закричала, как вытаращился форейтор! Только вообразите себе мой вид и все поймете: кивер проломлен, лицо в грязи, форма вымазана болотной жижей и вся изорвана. Вряд ли кто захочет повстречаться с таким молодчиком среди безлюдных топей. И все-таки, успокоившись немного, женщина поняла, что перед ней – покорный слуга, и в ее прекрасных глазах я прочел свидетельство того, что моя выправка и манеры не остались без внимания.
– Простите, что испугал вас, мадам. Я случайно услышал ваши слова и не смог пройти мимо, – продолжал я с поклоном.
Вы же знаете, как я умею кланяться, и можете представить, какое впечатление это произвело на даму.
– Я была бы вам очень признательна, сэр, – ответила она. – Мы едем из Тавистока, и в дороге произошло столько неприятностей! В довершение бед у кареты слетело колесо, и вот мы торчим здесь, посреди трясины. Мой супруг, сэр Чарльз, отправился за помощью, но, боюсь, он заблудился.
Я уже хотел как-нибудь утешить бедняжку и тут заметил рядом с ней черное пальто, отделанное каракулем. Очевидно, оно принадлежало ее спутнику. Вот чего не хватало мне, чтобы скрыть от чужих глаз мундир! Признаюсь, я чувствовал себя разбойником с большой дороги, но что было делать? Нужда законов не ведает, а я находился на вражеской территории.
– Полагаю, мадам, это вещь вашего супруга. Надеюсь, вы меня простите, однако я вынужден…
С этими словами я протянул руку в окошко и вытащил пальто. Мне даже вспомнить больно, с каким изумлением, ужасом и брезгливостью женщина взглянула на меня.
– Напрасно я вам поверила! – воскликнула она. – Вы явились меня ограбить, а не помочь. Да вы бандит с манерами джентльмена!
– Мадам, – отвечал я. – Молю, не судите меня, пока не узнаете всей правды. Я просто вынужден так поступить, но если вы будете любезны сообщить мне, кто имеет счастье называть себя вашим мужем, я непременно верну ему пальто.