Подвиги бригадира Жерара. Приключения бригадира Же - Страница 27

– Ну, где это видано!.. Целый месяц тебя гоняю, и вот, когда ты в наилучшей в форме, за два дня до важнейшего боя, ты ввязался в драку с иностранцем!

– Чего уж теперь, – буркнул молодой. – Ты хороший тренер, Джим. Молчал бы только побольше.

– Помолчишь тут. Если колено не заживет до среды, все решат, что ты не прочь смухлевать, и тогда попробуй найди, кто на тебя поставит.

– Смухлевать! – прорычал молодой. – Я в девятнадцати боях победил. Ни разу не слышал, чтобы кто-то при мне заикнулся про запрещенные удары. Что же делать, если этот бродяга хотел меня догола раздеть?

– Ты знал, что солдаты, которых за ним послали, в миле от нас. Мог бы пустить их по следу, и вещи тебе спокойненько вернули бы.

– Ну убей меня теперь! – не выдержал Бульдог. – Я редко срываюсь, но если меня захотел ободрать какой-то французишка, который и в масле кулаком вмятины не сделает, я терпеть не стану.

– Сдалось тебе это тряпье. Один только лорд Рафтон поставил на тебя пять тысяч фунтов. В среду, на ринге, тебе решать, кому они достанутся. Хорошенькое начало, если ты явишься с опухшим коленом и рассказом о французике!

– Откуда я знал, что он начнет лягаться, – ответил Бульдог.

– А ты думал, он будет следовать правилам Браутона и Призового ринга? Балда, они там у себя и драться-то не умеют.

– Друзья мои, – сказал я и сел на кровати. – Я не совсем понимаю, о чем вы, но слышать не могу таких глупостей. Мы во Франции знаем о боях столько, что нанесли визит во все столицы Европы, а скоро побываем и в Лондоне. Но мы сражаемся как солдаты, а не как уличные мальчишки в сточной канаве: ты мне – тычка, я тебе – пинка. Это все детские игры. Дайте мне саблю, а сами возьмите другую, и тогда я покажу, как мы деремся.

Англичане сурово уставились на меня.

– Живой, значит, – наконец произнес старший. – Вот и славно. А то когда мы с Бульдогом тебя волокли, ты даже не трепыхался. У этого парня самый сильный удар во всем Бристоле, а твоя черепушка не такая крепкая, чтобы его выдержать.

– Он тоже хорош. Налетел на меня как петух, – сказал молодой, растирая колено. – Я применил свой старый хук слева, он и свалился как подкошенный. Не обижайся, мосье. Я сразу предупредил, что задам тебе трепку.

– Зато теперь можешь хвастать, что бился с лучшим боксером Англии в полулегком весе, – поздравил меня старший. – Да еще застал его в превосходной форме, после того как с ним поработал сам Джим Хантер.

– Мне к ударам не привыкать. – Я расстегнул доломан, показал им два пулевых ранения, затем – лодыжку и глаз, в который ткнул шилом испанский повстанец.

– Не зря свой хлеб жуешь, – кивнул Бульдог.

– А в среднем весе из него вышел бы толк, – заметил тренер. – Погонять бы месяцев шесть, то-то будет загляденье. Жаль, что его опять посадят.

Эти слова мне очень не понравились. Я застегнул пальто и встал.

– Я пойду своей дорогой и прошу вас, не надо мне препятствовать.

– Извини, мосье, ничем не могу помочь, – развел руками Хантер. – Не хочется мне сажать такого молодца обратно в тюрьму, но дело есть дело. За тебя обещали двадцать фунтов. Солдаты были здесь утром, искали тебя и наверняка вернутся.

Я похолодел.

– Не выдавайте меня! Я отошлю вам вдвое больше, как только вернусь на родину. Клянусь честью!

Они лишь головами покачали. Я умолял, доказывал, напоминал им об английском гостеприимстве, родстве отважных сердец… увы, с таким же успехом я мог бы распинаться перед огромными булавами, которые стояли передо мной на полу. На широких лицах англичан не отразилось ни капельки сочувствия.

– Дело есть дело, мосье, – повторил старший. – Кроме того, как мне в среду выставить Бульдога, если его засудят за помощь беглому арестанту, да еще и военному? Рисковать нельзя.

Так вот чем увенчались мои непомерные усилия. Выходит, меня отведут обратно в загон, словно бедную овечку. Плохо же они меня знали, если подумали, что я безропотно сдамся. Эти двое рассказали достаточно, я понял, где их слабое место, и показал, как страшен Этьен Жерар в минуту отчаяния. Одним прыжком я подскочил к булавам, схватил одну и взмахнул ей над головой Бульдога.

– Будь что будет, но в среду на ринг ты не выйдешь!

Коротышка зарычал, хотел кинуться на меня, но Джим обхватил его руками, пригвоздив к стулу.

– И думать не смей, Бульдог! – крикнул тренер. – Только через мой труп! Убирайся, лягушатник. Мы еще посмотрим, как тебя поведут обратно. Беги скорее! Беги, пока он не вырвался!

Я последовал совету и выскочил на крыльцо, но едва оказался на свежем воздухе, как голова у меня закружилась, и я прислонился к перилам, чтобы не упасть. Только представьте, что я пережил – как извелся накануне побега, как летел сломя голову под проливным дождем, выбивался из сил, и все зря; как лежал весь день в зарослях мокрого папоротника, ел одни сухари и пил воду; как шел всю ночь, а затем получил тумаков, когда попробовал отобрать у коротышки одежду. Разве удивительно, что после такого даже у меня не осталось ни капли сил?

Я стоял на крыльце в теплом пальто и потрепанном кивере, опустив голову и закрыв глаза. Я сделал все, что мог, я достиг предела.

Послышался стук копыт. Я поднял голову и увидал седоусого коменданта Дартмурской тюрьмы, а за ним – шестерых солдат!

– Ну что, полковник, – сказал он с горькой усмешкой, – вот мы вас и нашли.

Если благородный человек сделал все, что в его силах, и проиграл, он должен принять поражение достойно. Я вытащил конверт, шагнул вперед и вручил его коменданту со всей изысканностью, на которую был способен.

– К несчастью, сэр, я перехватил одно из ваших писем.