Подвиги бригадира Жерара. Приключения бригадира Же - Страница 52

– Если император победит, – сказал Депьен, – мы станем маршалами.

И мы выпили за наши будущие двууголки и жезлы.

Мы условились выехать из Фонтенбло порознь и встретиться у первого придорожного столба. Если бы столь знаменитых людей, как мы, увидели вместе, по городу пошли бы слухи. В то утро моя Фиалочка потеряла подкову. Когда я вернулся, кузнец еще не закончил работу, а потому я прибыл на место позже своих товарищей. С собой я взял не только саблю, но и пару новеньких английских пистолетов с нарезным стволом и молоточком для забивания в дуло заряда. Я купил их у Трувеля на улице Риволи за полторы сотни франков. Что ж, зато стреляли они намного дальше и точнее. С одним из этих пистолетов я и спас Бюве под Лейпцигом.

Ночь была ясная, в спину ярко светила луна, и впереди нас по белой дороге все время скакали три черных всадника. Однако же в тех местах полно лесов и рощиц, и мы плохо видели, что происходит впереди. Большие часы дворца уже пробили десять, а графиня все не появлялась. Мы начали опасаться, уж не помешало ли ей что-нибудь.

И тут вдалеке послышался шум. Шорох колес и перестук копыт становились все громче, все отчетливее, наконец из-за поворота вылетели желтые фонари, и в их свете мы увидали голубую карету, запряженную парой гнедых. Форейтор натянул поводья, и взмыленные лошади встали в нескольких шагах от нас. В мгновение ока мы очутились возле экипажа, в окне показалась прекрасная головка, и мы отдали графине честь.

– Перед вами посланники императора, мадам, – тихо сказал я, наклонившись поближе. – Мы ждем вас, как и было условлено.

У графини было восхитительное, белое как сливки личико, но тут оно стало еще белее, черты его заострились, будто бы прямо у меня на глазах она постарела.

– Я прекрасно вижу, – сказала он, – что вы самозванцы.

Если бы она ударила меня по лицу своей прелестной ручкой, я и то не вздрогнул бы так. Поразили меня не столько слова женщины, сколько ее горький презрительный тон.

– Графиня, вы очень к нам несправедливы. Это полковник Депьен и капитан Тремо, а меня зовут Этьен Жерар. Любой, кто слышал это имя…

– Подлые злодеи! – перебила она. – Думаете, если я женщина, меня легко обвести вокруг пальца? Жалкие лгуны!

Депьен от злости побелел как полотно. Тремо пощипывал ус.

– Мадам, – холодно сказал я, – когда император оказал нам честь, доверив такое поручение, он дал мне вот этот аметистовый перстень. Я не думал, что трем благородным людям потребуется доказывать чистоту своих намерений, но раз уж вы нас подозреваете, мне остается только вручить кольцо вам.

Рассмотрев перстень в свете фонаря, она пришла в ужас.

– Это его вещица! – воскликнула графиня. – Боже, что я наделала! Что я наделала!

Очевидно, произошло что-то страшное.

– Скорее, мадам! Скорее! – крикнул я. – Отдайте нам бумаги!

– Я уже отдала их.

– Кому?

– Трем офицерам.

– Когда?

– Полчаса назад.

– Где они?

– Боже милостивый, не знаю. Они остановили карету, и я без колебаний вручила им пакет, подумав, что это люди императора.

Мы застыли, как громом пораженные. Однако в такие минуты я всегда бываю на высоте.

– Оставайтесь тут, – сказал я товарищам. – Если на дороге покажутся трое всадников, задержите их любой ценой. Дама опишет, как они выглядят. А я мигом.

Я тряхнул поводьями и вихрем понесся в Фонтенбло. У дворца спешился, взлетел по лестнице, смел с пути лакеев, которые попытались меня остановить, и ворвался в кабинет императора. Тот с карандашом и циркулем склонился над картой, рядом стоял Макдональд. Наполеон раздраженно вскинул голову, но едва увидел меня, как изменился в лице.

– Оставьте нас, маршал, – сказал он и, как только дверь закрылась, спросил: – Что с бумагами?

– Они пропали! – Я вкратце объяснил, что произошло.

Император слушал с невозмутимым лицом, но я заметил, как дрожит циркуль в его руке.

– Верните их, Жерар! – вскричал Наполеон. – От них зависит судьба моей династии. Не теряйте ни секунды! В седло, месье, в седло!

– Кто эти люди, ваше величество?

– Не знаю. Меня окружают предатели. Но бумаги повезут в Париж. Кому еще они понадобились, как не этому злодею, Талейрану? Да, да, негодяи скачут в столицу, их еще можно остановить. Возьмите на конюшне трех лучших моих лошадей и…

Но я уже выскочил из комнаты и бросился вниз по лестнице. Не прошло и пяти минут, а я галопом несся прочь из города верхом на своей кобылке, сжимая в каждой руке поводья арабского скакуна. Император сказал мне взять трех, но если бы его послушал, разве посмел бы потом взглянуть в глаза Фиалочке? Думаю, великолепное было зрелище, когда я в лунном свете подлетел к своим товарищам.

– Никто не проезжал?

– Нет.

– Мерзавцы на парижской дороге. Скорее за ними!

Добрые солдаты не стали медлить. Мигом вскочили они на императорских скакунов, а своих оставили у дороги. И вот мы пустились в погоню, я – в середине, Депьен – слева, а Тремо чуть позади, поскольку был потяжелее нас. Боже, как мы неслись! Двенадцать копыт гремели и грохотали по твердому, гладкому тракту. Впереди летели наши тени, сзади клубилась пыль, в глазах мелькали тополя и луна, серебряные пятна и черные полосы. Километр за километром скакали мы по дороге, исчерченной светом, точно шахматная доска. Мы слышали, как шаркают в домах засовы и скрипят ставни, но жители, выглянув на улицу, только и успевали заметить, как вдали тают наши черные силуэты. Когда мы въехали в Корбей, часы пробили полночь, однако в золотом веере света, что падал из открытой двери гостиницы, чернела тень конюха. В руках у него было по ведру.